Том 5. Сибирские рассказы. - Страница 77

— Довез бы ты меня, Степан Никитич… Все равно один едешь, а мне по пути.

Степан Никитич понюхал табаку и пожалел промыслового человека. Славный такой мужик. Сейчас видно свою, приисковую косточку.

— Ну, садись на козлы, как-нибудь доедем, — пригласил Степан Никитич.

— На вашей работе ногу-то извел, Степан Никитич.

Мужик перевязал свою ногу на скорую руку и взмостился на козлы. Кучеру, очевидно, было неприятно везти лишнего человека, и он что-то ворчал себе под нос…

— Много вашего брата тут шляется… Всех не перевозишь. Еще лошадей пересобачишь…

Поехали. Степан Никитич любил дорогой побалагурить и подробно расспросил мужика, откуда он идет, куда и зачем. Тот отвечал все как следует быть и в заключение попросил покурить «цигарочку».

— Табаку я не курю, а вот понюхать можешь, — предложил Степан Никитич и прибавил, посмеиваясь и прищелкивая пальцем по крышке табакерки: — Это, братец, у меня оборона против разбойников… Ведь всю жизнь с деньгами по лесам езжу. А напади разбойник, я ему в глаза и брошу щепотку табачку… хе-хе!.. Пока он будет чихать да кашлять, меня и след простыл.

— И Арсютки не боишься?

— И Арсютки не боюсь… Я ему прямо всю морду табаком залеплю. Я ведь не Иван Павлыч… Хе-хе!..

— Ах, ты какой лукавый, Степан Никитич! — смеялся мужичок, покачивая головой.

Потом он прислушался и сказал:

— Степан Никитич, а ведь за нами погоня!

— Какая погоня?

— А Иван Павлыч со стражниками гонится за Арсюткой… Значит, его видели где-нибудь поблизости. В самый бы раз тебе, Степан Никитич, теперь его табаком своим посыпать…

Действительно, это была погоня, и Степан Никитич только подивился, какое у мужика чуткое ухо.

«Погоню гнал» сам Иван Павлыч в сопровождении четырех своих стражников.

— Экая, подумаешь, Арсютке честь, — заметил мужичок. — Он-то один бежит пешком, а за ним пятеро верхом гонятся. Нагнал он холоду Ивану-то Павлычу…

Погоня летела на полных рысях. Иван Павлыч издали узнал плетенку Степана Никитича и про себя обругал «старую кочерыжку», которая шляется в такую погоду по промыслам. По пути Иван Павлыч сообразил, что старикашка едет именно есть пельмени к Анне Сергеевне. «Вот лукавый старичонка!» — обругал он его про себя. Увидав сидевшего на козлах мужика, Иван Павлыч только улыбнулся: «Эге, Степан Никитич все хвастался, что не боится Арсютки, а сам теперь с обережным ездит… Вот так храбрец!.. Ах, ты, старая кочерга… Вот тебе и король черв. Смеется, видно, последний. Х-ха!..»

Догнав Степана Никитича, Иван Павлыч сделал вид, что не узнал его, и даже отвернулся: «Э, пусть чувствует, старый колдун»…

— Ишь, как гордится Иван-то Павлыч, — заметил мужик на козлах, передвигая свою шапку с уха на ухо. — И тебя не хочет узнавать, Степан Никитич.

— Бог с ним, — смиренно ответил Степан Никитич и угнетенно вздохнул.

Плетенка до прииска Говорливого тащилась уже часа три, и Степан Никитич даже пожалел, что поехал в такую даль за семь верст киселя хлебать.

Когда вдали показалась приисковая стройка, сидевший на козлах мужик остановил самовольно лошадей.

— Ну, Степан Никитич, спасибо тебе, что подвез, да и от погони укрыл…

Степан Никитич ничего не понимал и молча смотрел, как мужик спустился с облучка, поправил свою котомку и снял шапку.

— Спасибо, говорю, — продолжал мужик. — А встретишь Ивана Павлыча, так скажи, что, мол, Арсютка тебе поклонник прислал…

— Что-о?.. Да ты…

— Я и есть самый Арсютка… Аль не узнал, Степан Никитич?.. Ну, а теперь прощай…

Арсютка повернулся, перепрыгнул дорожную канаву и быстро зашагал к ближайшему леоку. Степан Никитич выскочил из экипажа и неистово закричал:

— Держи его, разбойника!!. Арсютка, стой!!. Кучер, держи его!..

— Да, ступай-ка сам и подержи его, — спокойно ответил кучер, почесывая в затылке. — Он тебе покажет…

— Караул!!. Батюшки, держите!.. — орал Степан Никитич, бегая около экипажа. — Арсютка, стой!..

Когда Арсютка скрылся в лесу, Степан Никитич накинулся на кучера.

— Ты… ты ведь его узнал?.. А?..

— Конечно, узнал…

— Так что же ты все время молчал, негодяй… а?

— У меня не две головы… Рядом сидели, — ну, как пырнет ножом в бок. Ты его сам посадил, Степан Никитич, твой и ответ…

— Я?! Ах, ты… Да я… я…

На Говорливый прииск Степан Никитич приехал в страшном волнении. Как на грех, Иван Павлыч сидел в приисковой конторе и пил чай. Все страшно переполошились, когда Степан Никитич рассказал о случившемся, кроме Ивана Павлыча, который довольно ядовито заметил:

— У страха глаза велики, Степан Никитич… Тебе просто поблазнило от древности твоих лет.

— Мне?!. А кучер?

— А твой кучер — просто дурак… Если он будет болтать глупости, так я его велю выдрать.

Это приключение сильно подействовало на Степана Никитича. Старик как-то сразу опустился, начал всего бояться, прислушивался по ночам к малейшему шороху и по секрету всем сообщал:

— Это был оборотень… Он по душу мою приходил… Да…

Вообще человек рехнулся.

Через полгода Иван Пазлыч поймал Арсютку, устроив облаву в лесу. Степан Никитич был вызван в качестве свидетеля, но не признал в Арсютке того мужика, которого вез на козлах.

— Да ты погляди на меня-то хорошенько, Степан Никитич, — дерзко говорил Арсютка. — Еще тогда меня табачком угощал…

— Нет, ты — оборотень… — повторял Степан Никитич.

Семейная радость

Рассказ

I

Старуха Марья Андреевна почти целый день проводила у окна. Ей было уже за восемьдесят, и она плохо слышала, хотя горничные и уверяли противное — что не нужно, так старая ведьма, не бойсь, услышит.