Том 5. Сибирские рассказы. - Страница 67

— Ловко, Агнюшка! — хвалил слепой и тоже смеялся. — Как я его ошарашил… Турманом вылетел. Носи, не потеряй… Что он тебе говорил?

— Да ничего… Трясется весь, как осиновый лист, и сказать ничего не может. Даже жаль…

— Больно сердит, а на сердитых воду возят. Жаль только Аннушку…

— Ее-то чего жалеть? У ней сейчас отец богатый…

— Отец-то отном, а муж-то, видно, милее… Как она меня тут улещала помириться с Капитоном. Даже расплакалась… Конечно, слаба ваша женская часть…

Все это было только началом устроенной Агнией Ефимовной облавы на Капитона. Следующим номером явилась крупная размолвка с дядей Лаврентием Тарасычем, который, не говоря худого слова, прямо выгнал племянника в шею. Положение Капитона получилось критическое, и он сразу обозлился на всех и кончил тем, что уже сам разругался с Егором Иванычем и даже выгнал его из своего дома.

Последнее случилось благодаря бестактности Егора Иваныча. Старик, узнав о размолвке зятя с Густомесовым и Лаврентием Тарасычем, начал его уговаривать помириться.

— Нехорошо, Капитон… Ты помоложе, мог бы и стерпеть. Не чужие люди… Может, тебе же добра желают.

— А тебе какое дело до меня? — грубо ответил Капитон.

— Как какое? Ведь моя дочь-то… Да ты никак очумел!..

— Была твоя, а теперь моя…

— Капитон, не форси!.. Капитон, утиши свой характер…

— Да ты что ко мне пристал-то, старый черт?..

Тут уж Егор Иваныч обиделся и обругал зятя, а Капитон взял его за плечо и вывел в переднюю.

Очутившись на улице, Егор Иваныч опомнился и только тут понял, какую он глупость сделал. Не надо было трогать Капитона, когда он веердцах, а выждать, когда утихомирится, и потом усовестить. Огневой мужик, одним словом… Дальше старик понял, что теперь все обрушится на ни в чем не повинную Аннушку. И дочь жаль, и покоряться на старости лет не приходится. Капитон тоже не понесет повинную голову. Одним словом, как ни кинь — одинаково скверно. Старик даже всплакнул про себя. Очень уж горько ему показалось свое старое одиночество.

Крепился он целых три дня и наконец не вытерпел, отправился к Густомесовым и упросил Агнию Ефимовну съездить за Аннушкой.

— Да он меня еще убьет, Капитон-то, — отнекивалась она. — Право, уж я не знаю, Егор Иваныч…

— Ничего, не убьет, — уговаривал жену Густомесов. — Нас он, действительно, искрошит в крошки, а тебя не посмеет тронуть…

Агния Ефимовна еще ни разу не бывала в доме у Капитона и ехала туда в большом смущении. Тяжело переступать порог, за которым милый, хороший живет с другой. Аннушка ужасно обрадовалась гостье, она все эти дни проплакала.

— Я за тобой приехала…

— Ох, не отпустит он меня. Грозится всех убить… зверь зверем ходит.

— Ну, страшен сон, да милостив бог… Дай-ка я сама с ним переговорю.

Капитон встретил гостью довольно сурово, но она не смутилась, а прямо подошла к нему и заговорила:

— Ну, ударь… ну, убей!.. Ах, ты, Аника-воин!

— Зачем пришла-то?

— А как в сказке говорится: прилетела сорока-белобока и говорит: «Не кручинься, удал-добрый молодец, не печалуйся, а все будет по-нашему»…

Разговор с Капитоном продолжался довольно долго, так что Аннушке надоело ждать.

— Едва уговорила… — объяснила Агния Ефимовна, вернувшись в комнату Аннушки. — До смерти уморилась с твоим-то идолом. И меня пообещал убить в другой раз… Ну, едем.

Аннушка от души пожалела добрую приятельницу и долго целовала ее за услугу и заступу, а Агния Ефимовна закрывала глаза и отворачивала от нее лицо.

XI

Рассвирепевший Капитон сразу оборвал всякие отношения с дядей, с тестем и Густомесовым, заперся у себя в доме и кутил напропалую. Деньги у него еще оставались.

— Это я им открыл золото, а они меня в шею! — орал он пьяный. — Я им покажу… И всех зарежу. Да… А золота сколько угодно найдем.

Набрались у Капитона в доме такие лее пьяные благоприятели из чиновников и купцов, — и пошел дым коромыслом. Анна Егоровна со страху по целым дням запиралась у себя в комнате и могла только плакать. Впрочем, один раз она попробовала уговорить мужа, но он так ее оттолкнул от себя, что несчастная женщина полетела на пол.

— Отстань, постылая…

Это последнее слово было тяжелее побоев. Оно окончательно убило несчастную женщину. Постылая жена… Ведь это хуже смерти. Она припомнила, как Агния называла своего мужа постылым, и понимала, что это значит. Перед ней точно самый свет закрывался. А ведь она привыкла к мужу и начинала его любить так хорошо, как любят скромные женщины. И вдруг ничего нет… В девятнадцать лет постылая, а что же дальше-то будет? Анна Егоровна в каком-то ужасе закрывала глаза и старалась совсем не думать об этом будущем. Вон отец уговаривает терпеть и не перечить мужу, а легко это делать?.. С другой стороны, Анна Егоровна была на стороне мужа, потому что все напрасно его обижали — и Густомесов и Лаврентий Тарасыч. Она не могла только понять, за что все так разом поднялись на него.

Тосковавший Егор Иваныч теперь частенько завертывал к Густомесовым отвести душу. Посылать Агнию Ефимовну за дочерью он стеснялся, а ждал, когда это сделает сам Яков Трофимыч.

— Вот так устроил Аннушке приданое… — сетовал старик, качая седой головой и вздыхая. — Где у меня глаза были, когда выдавал дочь замуж? Копил-копил да черта и купил… Ох, тошнехонько, Яков Трофимыч!..

— Сам виноват… Благодари бога, что жив ушел от милого зятюшки.

— Да я не о себе… Что я, мое-то все прожито, а вот как будет милая доченька жить со своим разбойником.