Том 5. Сибирские рассказы. - Страница 25

— Эх, вы, варнаки сибирские!..

— А ты как в Сибирь попал, дедка?

— Я? Я — другое… Я по своему делу попал, а не по кнуту. Помирать в Расею пойду… Надоело мне и глядеть-то на вас, варнаков.

После каждого такого объяснения Галанец делался особенно мрачен и ходил около своего бильярда темнее ночи. Разве они, холуи, могут что понимать? Он, Галанец, с полковниками в аглецком клубе играл… да. Меньше полковника туда и хода не было, а это что за публика, и публика холуйская, и прислуга тоже. Никакого обращения не понимает, потому что настоящего никто и не видал. Эх, кабы ноги Галанну да прежний вострый глаз, бросил бы он давно эту немшоную Сибирь!.. Так, видно, на роду было написано, чтобы с холуями валандаться… От судьбы не уйдешь. Своих гостей старик презирал от всего сердца: разве это настоящие господа, — так, шантрапа разная набралась. Каждый норовит на грош да пошире — одним словом, варкацкая публика.

Тускло горят лампы в бильярдной. В буфете стенные часы пробили одиннадцать. Галанец ходит с машинкой в руках чуть ие с обеда. Ноги у него сегодня особенно ноют — чуют, видно, ненастье старые кости. На беду игроки навязались неугомонные: Вася и проезжий адвокат. Оба играют хорошо, но Галанец следит за игрой с презрительной улыбкой: разве так играют?

— Смотри, распухнет шар-то! — дразнит адвокат Васю.

Вася надувается, краснеет и, выделив шар кием, делает промах. Каждая неудача заставляет его отплевываться. Он в смятой крахмальной рубашке и потертом пиджаке, на ногах туфли, как и у маркера, — барыня, значит, осердилась и арестовала сапоги. Молодое, румяное лицо Васи хмурится, и он сердито взмахивает своей шапкой белокурых кудрей. Этот Вася настоящий мучитель для Галанца: как свяжется с кем играть, так и не уйдет, пока огней не погасят. И зачем только живет человек в «Сибирской гостинице»? Приехал с какой-то барыней да и околачивается третью неделю, а прислуга шу шу, шу-шу… Оказалось, что Вася состоит при барыне аманом, и чуть что напроказит, она сапоги с него снимет, а потом не велит обеда подавать. Сама запрется в своем номере и на глаза его не пускает. Целый день так-то Вася и перебивается в бильярдной, а прислуга смеется над ним же.

. — Что, Вася, ножки, видно, заболели?..

— А ну вас к черту! — огрызается он. — Я вот ее задушу, тогда узнает, какой я человек… А сапоги — плевать. В туфлях еще свободнее.

Прислуга смеется, а Вася как ни в чем не бывало только башкой трясет, как хороший коренник. Барыня держала его в ежовых рукавицах. Да и было кому держать: высокая, здоровая, как есть в настоящем соку. Из номера она редко показывалась, и то больше по вечерам. Наверно, убежала от мужа с молодцом да и гавцует в свою бабью волю — так решила номерная прислуга. Мало ли народу околачивается в номерах — всякие и барыни бывают. Вася унижался до того, что выпрашивал у швейцара сапоги, а у официантов занимал по двугривенному.

Итак, Вася играет с адвокатом. Сначала он проигрывал, но, затянув партнера, кончил партию несколькими ударами, как делают ярмарочные жулики.

— Не вредно, — похвалил Галанец, прищуривая от удовольствия глаза, — Ловко сыграно.

— А ты как меня понимаешь, Галанец? — хвастался счастливый успехом Вася. — Не смотри, что я в туфлях сегодня… Тебе дам десять очков вперед.

— Подавишься…

— Я? Давай, сейчас намочу тебе хвост, старому черту…

Проигравшийся адвокат был рад отвязаться от партнера и тоже принялся поджигать старого маркера. Положим, этот адвокат был прохвост и, проживая в гостинице, занимался больше всего обыгрыванием захмелевших купеческих сынков, но старому Галаицу показалось обидно, что над ним смеются такие прохвосты, — они задели его за живое место. «Ах вы… шильники!» — ругался старик, молча выбирая кий. Он редко играл, но теперь нельзя было отказаться.

— Если обыграешь Ваську, закладываю рубль, — поощрял адвокат, усаживаясь на диван. — Да нет, где тебе, Галанец…

— Я могу даже закрыть левый глаз, — хвастался Вася, выпячивая грудь колесом. — С одним правым глазом буду играть.

— Ах вы, шильники!.. — ругался Галанец, размахивая кием. — Да я в аглецком клубе играл в Петербурге… с полковниками… Там меньше полковника не полагается, а не то чтобы какая-нибудь шантрапа. Чему смеетесь, желторотые!

Рассерженный Галанец сначала сделал несколько промахов, но потом успокоился и кончил партию с треском, как играют только старые маркеры. Вторую партию он кончил почти «с кия», не давая партнеру дохнуть.

— Ах, ты… сахар!.. — ругался Вася, разбитый в пух и прах.

В это время Галанец только хотел сделать шара, но остановился, посмотрел на Васю сбоку и спросил:

— Как вы сказали, сударь?

— Я говорю: сахар…

У Галанца задрожал в руке кий. Он еще раз посмотрел на Васю и уже вполголоса прибавил:

— Карпу-то Лукичу сынком приходитесь?..

— А ты почему знаешь?

— Да поговорка-то ихняя… Помилуйте, как мне-то этакого слова не знать? То-то я все присматриваюсь к вам: лицо знакомое, а узнать не могу. А вот поговорку-то узнал…

Вася был сконфужен этим открытием и только таращил глаза на маркера.

— Ну, что же вы остановились? — спрашивал адвокат.

— Не могу… устал… — бормотал Галанец, бросая кий.

II

Ночью в каморке Галанца долго светился огонь. Каморка была крошечная, как нора, где-то под лестницей в номера, но все-таки свой угол, где сам большой, сам маленький. В углу на столе горела дешевая жестяная лампочка, и тут же стояла бутылка с водкой. Вася сидел на стуле, облокотившись руками на стол, а Галанец кружился по комнате.